По-школьному сложив ладони на коленях, я смотрю на белые листы, мелькающие в ее пальцах, и напоминаю себе уточнить, через сколько времени таблетки начнут работать. Мы с Арсением практикуем прерванный половой акт, но в интернете я прочитала, что он не дает стопроцентной гарантии.

— Аина, — голос врача заставляет меня поднять голову. — Какой у тебя день сегодня цикла?

— Тридцать первый, — отчего-то оробев, произношу я. — С начала половой жизни он у меня скачет немного. То двадцать восемь дней, то тридцать два.

Женщина смотрит на меня так внимательно, что мне хочется вжаться в спинку стула. В животе неприятно сводит, когда она кладет на стол один из бланков и разворачивает ко мне.

— Это анализ ХГЧ. Я всегда его назначаю перед тем, как выписать контрацептивы. Убедиться, что нет беременности, которой можно навредить. Видишь эту цифру, выделенную жирным? Она высокая.

— И что это значит? — шепотом спрашиваю я, хотя часть меня уже догадалась о о том, что будет сказано следующим.

— Для максимальной уверенности анализ можно пересдать. Но по этим цифрам беременность у тебя есть, и она прогрессирует.

46

— Аин, ты сегодня снова к своему уезжаешь? В бар сходить не хочешь? А то настроение дерьмовое какое-то. Надо развеяться.

Я смотрю на шевелящийся рот Кати, но смысл сказанного с трудом достигает моего сознания. Бар. Дерьмовое настроение. Бар означает алкоголь, а алкоголь мне больше нельзя. Повторный анализ на ХГЧ, сделанный в срочном порядке, и купленный в аптеке тест подтвердили. Я беременна.

— Кать, ты меня прости, — сипло выговариваю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать дергать себя за волосы. — Я не могу сегодня. Прости, ладно? Просто… не получается.

— Случилось что-то? — коллега хмурится, начиная вглядываться в мое лицо.

Я отворачиваюсь к монитору. Не могу. Если Катя продолжит смотреть так, как смотрит, я попросту разревусь.

— Нет, все нормально, — я беспорядочно таскаю курсор мыши по экрану, создавая видимость занятости. — Просто чувствую себя не очень хорошо…Устала.

— Ну ладно… — звучит немного растерянно, и в следующую секунду дверь моего кабинета мягко захлопывается.

Едва это происходит, я закрываю лицо руками и беззвучно всхлипываю. Я знала. Знала, что не может в моей жизни все быть настолько безоблачно. Счастье лежало у меня на ладони, а я взяла и сама все испортила. Не Инесса, не Петр, никто другой…. Я сама. Как я могла быть такой идиоткой? Как осмелилась сделать беременность спасением от одиночества и оружием в борьбе за Арсения? Инесса отступила без боя, Арсений целиком мой… По-крайней мере до тех пор, пока не узнает правду.

Стиснув ладонями виски, я мазохистично воспроизвожу в памяти тот ужасный разговор в его квартире. Когда Арсений назвал меня эгоисткой и ребенком, готовым лишь потреблять заботу. Скажи он мне все это сейчас, я бы послушно склонила голову. Потому что он прав.

Господи… Как я вообще посмела на такое решится? Сделать его отцом против воли? Какая каша из недоверия и паники творилась у меня в голове? Прошло всего-то недели три, но сейчас я даже и помыслить о таком не посмею. У нас ведь все так прекрасно, каждый день сулит столько новых открытий… На днях я узнала, что в выходные Арсений любит спать до обеда, и что его любимый жанр в кино — это триллеры… И что этим летом он планирует на две недели полететь на Мальдивы, чтобы обучаться серфингу. И он конечно взял бы меня с собой. А теперь… Ну какая из меня мать? Что я смогу дать ребенку, растущему у меня в животе? Я ведь ровным счетом ничего не знаю о жизни… Только начинаю ее узнавать…. Учусь любить, доверять и быть счастливой.

Я же знала... Знала, что мое счастье не может быть длительным и безоблачным. Арсений меня не простит. Ложь с таблетками не спишешь на случайность и на то, что я снова запуталась… А признаться ему в том, что я соврала, потому что не доверяла ему, едва ли станет весомым оправданием. Ну почему я была такой трусихой и раньше ему во всем не призналась? Было бы непросто, но точно не так ужасно как сейчас.

Воспоминания меня не щадят. Перед глазами встает раскрасневшееся от эмоций лицо Луизы, которая просит меня не подводить Арсения. Суровый Петр, требующий нашей осторожности. Я всем им пообещала и подвела. Троих людей, дороже которых у меня никого нет.

Так что мне теперь делать? Мой срок пять недель. Аборт я делать не стану — так я сразу решила. Это ведь наш с ним ребенок… Разве я могу?

А дальше того, чтобы сохранить беременность мысль не идет. Я размазана свалившейся на меня новостью, полностью дезориентирована. Сейчас мне страшно так, как никогда, потому что я знаю: с этого дня моя жизнь целиком изменилась. Потому что совсем скоро родится тот, кто будет целиком от меня зависеть, и кто будет отчаянно нуждаться в том, чего мне так долго самой не хватало — любви и заботы. В том, что он появился на свет, когда его родители не были готова, виновата только я.

От этой мысли моя выдержка окончательно меня предает, и я начинаю плакать. Слезы беззвучно катятся по щекам, капают на клавиатуру. Мама-мама, ну почему тебя нет со мной рядом? Ты бы подсказала, что мне сейчас делать. Даже если Арсений меня никогда не простит, ты бы меня обязательно простила.

Спустя несколько минут моя безмолвная истерика иссякает. Я протираю бумажной салфеткой клавиатуру, промокаю глаза и беру блокнот. Вношу в него пометку о сдаче анализов, назначенные врачом, а также покупку витаминов. Прикладываюсь рукой к животу и замираю в попытке почувствовать жизнь, которая теплится внутри меня. Ничего не чувствую, разумеется, потому что плод еще слишком мал. Скорее, я просто знаю, что он есть. Как я могу от него избавиться? Он ведь не виноват, что я такая бестолковая и безответственная. Но я стану лучше ради тебя, — шепотом обещаю ему. — По-крайней мере, буду очень стараться.

Работать получается с трудом. Вернее, совсем не получается. Время от времени и закрываю глаза и вновь предаюсь печальным мыслям. Представляю разочарованный взгляд Арсения и его новую хлесткую фразу, адресованную мне. «Любить по-настоящему ты так и не научилась». Подумаю так и снова начинаю плакать.

Звонок от него раздается в конце рабочего дня. В течение нескольких секунд я смотрю, как телефон подрагивает на столе, и буквально заставляю себя взять трубку. Как же все стремительно меняется в моей жизни. Еще вчера я бы сыпала вопросами о том, куда мы поедем, и захлебывалась радостью.

— Как настроение? Заканчиваешь работать?

Я шумно втягиваю ртом воздух, борясь с новым желанием расплакаться. Арсений разговаривает со мной так, как раньше, потому что понятия не имеет, что я натворила.

— Да. А ты?

— Скоро буду выезжать. Тебе домой нужно будет за вещами?

Я сжимаю и разжимаю пальцы. Конечно, Арсений хочет за мной приехать. Будет смотреть мне в глаза и сразу поймет. А я пока не готова… Мне нужно прийти в себя и понять, что говорить и что делать. Нужно хорошо подумать, потому что… Потому что я так сильно его люблю и не могу потерять. Не могу, не могу… Сердце разрывается при мысли, что моя ложь станет последней каплей в копилку его разочарований во мне. Страшно, что своим поступком я безвозвратно сломаю все, что есть между нами, и ничего уже нельзя будет исправить. Мне нужно немного времени. Хотя бы пара дней.

— Я неважно себя чувствую, поэтому сегодня останусь дома. Хочу немного полежать с книжкой, — и с силой зажмурившись, добавляю: — Пожалуйста, извини.

47

До дома я добираюсь окончательно разбитой. Внезапно я вновь ощущаю себя так, будто осталась совершенно одна. Но если раньше чувство одиночества вызывало во мне прилив жалости к себе, то сейчас оно воспринимается как справедливая данность. Наказание, которое я заслужила. 

Не на кого злится, не кого обвинять. Правильно говорят: мы сами творцы своей судьбы. Сегодня с моих глаз будто слетели воздушные фильтры. Цвета, предметы вокруг, даже воздух ощущаются пронзительно-четкими, не приукрашенными. Впервые я вижу жизнь снаружи, а не изнутри. Вот Арсений, который доверяет мне, и который ради меня расстался с Инессой и объяснялся со своим отцом. Вот я, которая его обманула, и которая, если уж быть совсем с собой честной, его недостойна. Инесса, которую я считала злодейкой, так бы никогда с ним не поступила.