— А ты как думаешь?

Опустить ладонь на диван между нами, немного поддаться вперед. Взгляд Данила как по сигналу опускается на мои губы, зрачки расширяются. Я достаточно близко, чтобы он смог пройти свою часть пути. Я не хочу все делать сама.

Наши рты соприкасаются, сливаясь в осторожном поцелуе. Кажется, ни один из нас ни в чем не уверен, а это плохо… Потому что мне нужна его помощь, чтобы переступить точку невозврата. Пусть он не оставит мне выбора.

Ладонь Данила плавно скользит мне в волосы, мягко их гладит. Он дышит чаще, тяжелее, целует настойчивее. Нужно пододвинуться, чтобы почувствовать наш контакт, чтобы смочь себе преодолеть… Я неловко перекидываю через него ногу, забираясь ему на колени, и Данил незамедлительно кладет руки мне на бедра. Подо мной твердо. Он возбужден.

Я ведь все знаю… Как действовать дальше. С Арсением даже думать не приходилось. Обнять его плечи, царапать шею, ерзать на его члене, запустить руки под футболку, чтобы потрогать его кожу и постанывать. Сейчас обо всем этом нужно себе напоминать, а это отвлекает от поцелуя. Возбуждение есть, но его немного. Оно теплое, невесомое.

Мои веки закрыты и изображение под ними начинает предательски фонить. Дрожит, дергается, а потом внезапно сменяется кадрами того, как то же самое сейчас делает Арсений. Сажает Инессу себе на колени, сдавливает ее затылок, жадно обхватывает губами ее губы и запускает в ее рот свою слюну.

Я упираюсь в грудь Данилу руками, хриплю «не надо». Легкие горят, а из глаз вытекают новые слезы. Не получается... У меня никак не получается, как я не стараюсь…

— Аин, — голос Данила звучит тихо, пальцы задевают мою щеку, стирая мокрую дорожку. — Все нормально. Не плачь, ладно?

Лучше бы он этого не говорил, потому что от его заботливых интонаций меня начинает трясти еще сильнее. Всхлипнув, я утыкаюсь лбом в его плечо, пахнущее туалетной водой, и начинаю рыдать. Потому что Арсений может, а я, выясняется, не могу. Потому что без него все плохо настолько, что грудь выворачивает наизнанку. Потому что невыносимо смириться с тем, что я его навсегда потеряла. Потому что только сегодня я поняла, что мне придется.

Данил молча терпит мою истерику и осторожно поглаживает меня по спине.

— Прости, — прерывисто выдыхаю я, мотая головой. — Прости… Я просто не могу.

Спустя десять минут мы сидим на разных краях дивана. Мое вино так и стоит недопитым, а Данил, напротив, пьет свое.

— Думаю, это был последняя попытка для нас обоих, да? — он шутливо улыбается мне поверх бокала. — Нашей дружбе много лет, так что лучше все так и оставить.

— Прости, я не знаю, что на меня нашло.

— Могу догадаться. Арс?

Я киваю. Перед Данилом мне не стыдно признать правду. Он друг.

— Улетел на отдых с Инессой. Я увидела фотографии, — слезы так сильно меня ослабили, что говорить получается с трудом. Зато боль в груди растворилась, оставив после себя только сухую пустоту. — А ты? Как тебе без Луизы?

Данил тихо усмехается, снова подносит бокал к губам.

— Иногда мне кажется, что все отлично, но потом обязательно наступает момент, когда хочется наплевать на все, рвануть в Одинцово и умолять ее вернуться.

— Почему не сделаешь?

— Потому что иногда мне действительно отлично, а это нечестно по отношению к ней. К тому же, Лу не примет меня обратно. В таких вещах она сильнее меня.

— Ты замечательный, Данил, — из глаз почему-то снова катятся слезы. Он ведь и правда замечательный. Хороший друг. — Прости меня… За многое.

Он салютует мне пустым бокалом, грустно улыбается.

— И ты.

Данил уезжает от меня спустя получаса бесед обо всем и ни о чем. Боль едва ли меня отпустила, но на душе стало спокойнее. Проще принимать жизнь, когда видишь, что люди вокруг далеко не роботы, и они переживают боль не меньше тебя. Просто каждый справляется, как умеет.

Время на часах показывает начало десятого, поэтому из прихожей я прямиком плетусь в кровать. Завтра мне предстоит длинный день. Ликвидировать последствия своей рабочей ошибки, возможно, выслушать упреки руководства, а после поехать с Мариной, риэлтором, смотреть две квартиры на Полянке.

Я ставлю телефон на зарядку, но потом, не выдержав, снова подношу его к глазам. Не могу, снова не могу. Знаю, что он не ответит, но сейчас мне нужно хотя бы что-то. Страшно, что в этой поездке он окончательно обо мне забудет.

«Я чуть не совершила глупость, потому что сильно по тебе скучала. Желаю отличного отдыха».

Жму отправить и гашу свет. В Израиле на час меньше или больше? Хотя какая разница? Мне нужно поскорее уснуть, чтобы завтра продолжить жить с новыми силами. Может быть, пройдет время, и я смогу даже с кем-нибудь сходить на свидание.

Короткое пиликанье входящего сообщения заставляет меня резко вскинуть голову. Я обшариваю тумбочку и нетвердой рукой снимаю блокировку с экрана. Сердце колотится так, что вибрирует позвоночник. В окне мессенджера развернута фотография голубого Мини-купера, на дверях которого будто набиты татуировки. Это большие розовые цветы, переплетенные друг между другом стеблями.

«Увидел сегодня. Аэрография на нем смотрится хорошо».

18

Вот так, оказывается, бывает. Жизнь опрокидывает тебя на лопатки, и когда ты уверяешься в том, что уже не сможешь встать, вдруг милосердно протягивает тебе руку.

Стоило мне подумать, что Аверины вознамерились окончательно вычеркнуть меня из своей жизни, отчим объявил о покупке квартиры, а едва я позволила себе распрощаться с мыслью об Арсении, он ответил на мое сообщение.

Я не верю, что это ничего не значит. Значит, и еще как. Он сам говорил, что не пишет СМС. И он помнит о наших разговорах. Помнит, что я мечтаю о Мини-купере и даже сфотографировал его на свой телефон! На отдыхе в другой стране в компании своей семьи и идеальной Инессы он все равно думает обо мне.

Как перестать об этом улыбаться? И как убедить себя в том, что одно сообщение — это слишком незначительный знак, чтобы реанимировать надежду? Никак. Потому что она уже цветет во мне в полную силу, отчего каждое утро я просыпаюсь бодрая и в отличном настроении. Как оказывается мало нужно для счастья. Если бы речь шла не об Арсении, все было воспринималось иначе. Но он… Я ведь тоже успела его узнать. Сообщение в его случае — не дань вежливости и не случайность, так же как и фото машины моей мечты в его телефоне. Он обо мне не забыл.

В тот день я конечно не удержалась и ответила ему. Написала, что мне нравится цвет машины, и что если я когда-нибудь обзаведусь собственным транспортным средством, то ему придется помочь мне с поиском места, где можно нанести похожие рисунки. Пожалуй, сообщение получилось слишком длинным, но это потому что меня распирало от радости. Арсений мне ответил.

Вчера я написала сестре. Спросила, как отдыхается и поинтересовалась, когда они прилетят обратно. Мысленно я тысячу раз поблагодарила себя за то, что смогла вовремя остановиться с Данилом. Потому что в противном случае все действительно было бы кончено: и с Арсением и скорее всего с Луизой. Я бы не смогла смотреть ей в глаза, а уж тем более — пытаться откровенно поговорить. Когда я звонила Данилу, я мало думала о ней. Моя собственная боль выжгла все.

«Вернемся во вторник после обеда. Если ты захочешь приехать в Одинцово, то лучше после семи. По дороге из аэропорта могут быть пробки».

Следом Луиза прислала фотографию Петра, разговаривающего по телефону за столом уличного кафе. Одет в темно-синюю тенниску, волосы цвета соли с перцем непривычно падают на лоб. Загорел. В силу возраста мне всегда было сложно оценивать его как мужчину, но, глядя на этот снимок, я готова признать: женщинам постарше Петр Аверин наверняка кажется привлекательным.

Пожалуй, сейчас я впервые задумалась о роли Луизы в семье и о том, что она выполняет не только обязанности дочери, но и хозяйки дома. Организация празднований, встреча гостей, приглашения и много других важных мелочей. Ни Петр ни Арсений не напомнили бы мне об отъезде, если бы не она.